— А где он может быть?
— Он не хотеть говорить. Я думаю, он бояться Хельгесена и Бернера, он тоже бояться.
— Я могу ему позвонить?
Он развел руками, давая понять, что это мое дело.
Я пошел в гостиную и набрал номер телефона.
Хауген ответил после второго гудка. Он пытался изменить голос, но я все равно тут же узнал его.
— Да? Алло?
— Хауген? Это Веум.
— О, Веум, я ждал.
— Да?
— Ты не знаешь, где сейчас Алекс?
— Знаю, в безопасности.
— Что ты хочешь этим сказать? В поли…
— Нет. У меня дома. Однако думаю, что в полиции он был бы в большей безопасности.
— Господи Боже мой! Я боялся… Они пытаются нас найти, Веум.
— Тебя тоже?
— Думаю, да. Они охотятся за всеми, кто посвящен в дело. Теперь наверняка и за тобой.
— Может быть. Где ты сейчас, Хауген?
— Я не могу этого сказать.
— Почему нет?
— Я не могу рисковать. Если кто-то подслушивает…
— Хорошо. Мы можем встретиться?
— Как мы можем об этом договориться, если нас подслушивают?
— Для того чтобы прослушать телефонные разговоры в Норвегии, надо приложить массу усилий. Кроме того, мы играем в казаков-разбойников не со службой безопасности.
— Нет, но…
— Нам нужно поговорить. Если хочешь знать мое мнение, то я бы посоветовал Латору пойти в полицию, и чем раньше, тем лучше.
— Нет, нет — об этом не может быть и речи. Его просто вышлют из страны.
— Уж лучше пусть вышлют, чем похоронят в Норвегии, тебе не кажется?
— Я… я перезвоню тебе, Веум. Через некоторое время. Из телефона-автомата. Верь мне.
— Хорошо, но меня уже здесь не будет. Ты поговоришь с Латором.
— Ты хочешь оставить его одного?
— Я оставлю ему свой игрушечный пистолет.
— О черт, Веум, будь осторожен. Это не игра в бирюльки. Парни на нас разозлились не на шутку.
— Я тоже страшен во гневе. Если ты все же решишься прийти ко мне, Хауген, то давай договоримся — позвони сначала три раза, затем после паузы еще два раза, затем — один. Хорошо?
— Хорошо.
Мы положили трубки одновременно.
Я вернулся на кухню к Латору.
— Ты слышал, что он сказал?
Он кивнул.
— Ради всего святого, не открывай дверь никому, кроме него. У меня есть ключи.
— А ты куда? — с подозрением спросил он.
— Гулять — и задавать вопросы.
— Кому?
Я подумал и ответил:
— Тому, кто себя может выдать.
Я подошел к входной двери и остановился, прислушиваясь. Хотя я и был уверен, что за дверью никого нет, но тем не менее приоткрыл ее чуть-чуть, готовый в любой момент ее тут же захлопнуть.
Однако я оказался прав. На лестничной площадке никого не было.
Я ободряюще улыбнулся Латору и запер за собой дверь.
Прежде чем выйти на улицу, я проделал тот же трюк и с дверью в подъезде.
Старики на первом этаже никогда не выходили из дома после начала детских передач по телевизору, так что я запер на ключ и дверь в подъезде.
Переулок был пуст. Ни одного человека.
Вдоль тротуара стояло много машин, но я не заметил среди них ни одного серо-голубого автомобиля. Единственным «фордом» была белая «сиерра».
Может быть, я все-таки ошибся в них. Может быть, у них не было телефонного справочника.
На улице темный ноябрьский вечер укутался покрывалом мороза. Вполне возможно, что ночью пойдет снег.
Я оставил машину в нескольких кварталах от дома Кари Карсте и прошел оставшуюся часть пути пешком. На углу улицы Аллегатан я резко остановился.
Рядом с ее подъездом с включенным мотором стояло такси, водитель которого наклонился к левой дверце и поглядывал наверх. Через несколько секунд в дверях появилась Кари Карсте и, что-то прощебетав водителю, уселась на заднее сиденье. Машина проехала от меня на расстоянии всего нескольких метров.
На пару секунд я оцепенел.
Моя собственная машина была слишком далеко, а пристроиться к бамперу на полной скорости удается только Джеймсу Бонду, да к тому же он умудряется еще остаться незамеченным. Кроме того, такси с Кари Карсте уже давно скрылось за поворотом.
Однако, на мое счастье, на другой стороне улицы около пансионата остановилось такси, из которого вышли двое пассажиров. Я успел перемахнуть через улицу и плюхнуться на заднее сиденье, прежде чем такси отъехало.
Водитель медленно повернулся и посмотрел на меня. Судя по всему, он обладал таким опытом, что ничуть не удивился бы, увидев в машине марсианина.
Медовым голосом, какой мог бы быть у волкодава после удачной охоты, он спросил:
— Вас нужно отвезти…
— За той машиной, — ответил я, указывая на такси Кари Карсте. Оно как раз остановилось у светофора на перекрестке Стремгатан и Нюгордсгатан.
Шофер что-то пробормотал себе под нос, медленно покачал головой, но сделал, как я велел. Кожа у него на затылке была багрового цвета, на которой смешно выделялись кустики седых волос. Он восседал на своем сиденье с достоинством и непоколебимостью епископа, и похоже было, что сидел он там от Рождества Христова.
Он покосился на мое отражение в зеркале и буркнул:
— Ты что, сыщик из Майами?
— Да нет, тогда уж из Бергена, — ответил я и вежливо хихикнул.
Он даже не улыбнулся.
— Я предпочитаю Деррика.
— Другими словами, тебе по духу пятидесятые годы?
— Лучше уж так, чем умереть.
Такси впереди пересекло улицу Нюгордсгатан и свернуло направо у зала Грига. Мы с трудом поспевали за ним.
В это время на улицах было мало машин и около светофора на площади Дании мы встали как раз за ними. Я почти съехал на пол, чтобы меня не заметили.
Водитель такси посмотрел на меня в зеркало и ухмыльнулся.
— Кажется, я начинаю понимать, в чем дело. Мадам отправилась развлекаться, а?
Я не ответил.
Загорелся зеленый свет, и такси опять повернуло направо у Лаксевога и, проехав несколько кварталов, предупреждающе мигнуло и остановилось.
— Встань у тротуара, — быстро приказал я.
Я подождал, пока Кари Карсте не расплатится. Затем она вышла из машины — и перешла на другую сторону улицы.
Я тоже расплатился и отправился за ней. На прощание шофер сказал мне:
— Не расстраивайся, ты можешь еще успеть на другой поезд, не говоря уже о такси. — Он хмыкнул и уехал.
Я поднял воротник плаща и по диагонали пересек улицу принца Микаэля Крона. Холодный северный ветер лишь только усиливал неприятное впечатление от этой улицы, которая всегда была ничейной землей между царством кораблестроения и жилыми районами города. В этой части Бергена под кручей Левстаккена, куда не проникали лучи солнца, она была одной из самых холодных улиц.
Я подошел к углу дома, за которым исчезла Кари Карсте. Я осторожно заглянул за угол. Улица была пуста. Кари Карсте исчезла.
По левой стороне стояли жилые дома, построенные сразу после войны. Я посмотрел номера домов: 18–20-2224–26.
Я задумался: «Наверное, 22».
Когда в квартире Кари двадцать четыре часа тому назад зазвонил телефон, она назвала как раз эти цифры и добавила — третий. Может быть, это чистое совпадение, но других версий у меня не было.
Я приблизился к дому и попробовал открыть выкрашенную в синий цвет дверь. Она оказалась не заперта. Рядом с домофоном стояли имена жильцов. Однако никто из квартиры на третьем этаже не захотел назвать своего имени.
Я вошел в подъезд. Расписанные под мрамор стены, лестничные решетки из стали, выкрашенной в красный цвет. Деревянные перила. Зеленые почтовые ящики на стене.
Я посмотрел на имена жильцов на почтовых ящиках. Ни одно из них не было мне знакомо, но зато на одном ящике не было вообще никакого имени.
Я остановился.
Вполне возможно, что Кари Карсте просто направилась навестить старую тетушку. В это-то время суток? Тогда доброго дядюшку или уж, скорее, кузена?
Я решил подняться по лестнице.
Первый этаж.
Второй.
Приглушенные звуки музыки и шум посудомоечной машины.
Третий.
В этом доме в двери квартир были вставлены стекла с металлической сеткой внутри. Сквозь такое стекло из квартиры справа на лестничную клетку падал свет. Квартира слева была погружена в темноту. На месте таблички с именем осталось пятно более светлого голубого цвета, чем сама дверь, и следы от двух шурупов.
Я осторожно приблизился к двери и прислушался. Ни единого звука.
Я постоял так несколько минут, изучая звуки в подъезде. Тишина.
Я попробовал позвонить. Звонок работал, но никто не открыл. За дверью была мертвая тишина.
Я позвонил еще раз, скорее по инерции. Ни малейшей реакции.
Я посмотрел на другую дверь на лестничной площадке, вынул из кармана ручку и блокнот, подошел к квартире и позвонил в дверь, одновременно делая вид, что что-то записываю в маленькой золотистой книжечке.